Входа нет! - Ленинград

Позвонил мне старый друг из-за границы,

Он уж десять лет живет за ней.

Аллё!

– говорит, – пиздец такой творится,

Сказка, и чем дальше – тем страшней.

Нас приучат к этой дисциплине

И не пощадят ведь никого.

Да, русский как еврей теперь в Берлине

В тыща девятьсот сороковом.

У врача, однако, надпись в кабинет:

«Русским и собакам входа нет!».

В ужасе кричу: «Подлецы!

Вводят по чуть-чуть геноцид».

В ужасе кричу: «Подлецы!

Вводят по чуть-чуть геноцид».

Пшел ты нахуй!

– скажут на работе,

Если недоволен, сука – рот закрой!

За режим ты или сильно против?

Да всем насрать уже – ты просто сорт второй!

Да, мозги у нас одной прошивки,

Вышли мы из-под одних лекал,

Может, всем повесят нам нашивки,

Чтобы отличать издалека.

У врача, однако, надпись в кабинет:

«Русским и собакам входа нет!».

В ужасе кричу: «Подлецы!

Вводят по чуть-чуть геноцид».

В ужасе кричу: «Подлецы!

Вводят по чуть-чуть геноцид».

Европеец, ты как есть скажи,

Не молчи!

Русский для вас – это новый жид,

Сжечь бы нас всех в печи!

озвонил мне старый друг из-за аницы,

уж есять лет ивет а ей.

!

– оворит, – издец такой творится,

азка, и ем альше – ем страшней.

ас приучат к этой дисциплине

не пощадят едь икого.

а, сский ак еврей теперь в Берлине

а девятьсот сороковом.

ача, однако, адпись в абинет:

«Русским и собакам входа ет!».

асе ичу: «Подлецы!

одят по чуть-чуть геноцид».

асе ичу: «Подлецы!

одят по чуть-чуть геноцид».

ел ахуй!

– скажут а аботе,

сли недоволен, сука – от акрой!

а ежим или сильно против?

а всем насрать уже – просто сорт второй!

а, озги у нас одной прошивки,

и мы из-под одних лекал,

ожет, сем овесят ам ашивки,

обы отличать издалека.

ача, однако, адпись в абинет:

«Русским и собакам входа ет!».

асе ичу: «Подлецы!

одят по чуть-чуть геноцид».

асе ичу: «Подлецы!

одят по чуть-чуть геноцид».

опеец, как есть скажи,

е олчи!

сский для вас – о новый ид,

ечь нас сех ечи!